Пролетарский бонапартизм и критика теории госкапитализма в СССР

 

Роман Келлер

Москва, 2006

1. Способ производства

 

Способ производства конкретного общества определяется характерными для него отношениями собственности на средства производства. Какими же были отношения собственности на средства производства в СССР? Госкапиталисты утверждают, что средства производства в СССР не были в общественной собственности, потому что ими владело не общество, а государство. Разумеется, никто не спорит с тем, что государство не является обществом. Но из марксизма мы знаем, что собственность на средства производства в любом классовом обществе является собственностью конкретного класса, а государство – лишь инструмент классового господства. Поэтому товарищам госкапиталистам следует сначала объяснить, что же за класс такой был в СССР под названием – «государство». Госкапиталисты в вопросе о государственной собственности на средства производства любят ссылаться на слова Маркса из первой главы книги «Немецкая идеология», где Маркс описывает древнюю общинную собственность на рабов. Приведем эти слова Маркса:

 

“Вторая [историческая – прим. авт.] форма собственности, это – античная общинная и государственная собственность, которая возникает благодаря объединению – путём договора или завоевания – нескольких племён в один город и при которой сохраняется рабство”.

 

“Граждане государства лишь сообща владеют своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной собственности. Это – совместная частная собственность активных граждан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту естественно возникшую форму ассоциации”.

 

Проводить аналогию между древней общинной собственностью на рабов и отношениями собственности в СССР любят не только госкапиталисты, но и те, кто считают, что Советский Союз был каким-то чудесным образом возвращен к древним феодальным отношениям. Действительно, можно себе представить, что вся советская бюрократия владела всем рабочим классом в СССР как своей совместной частной собственностью. Вот только к марксизму не имеет никакого отношения.

 

Во-первых, рабовладельческие отношения возникают на таком низком уровне развития средств производства, когда основной производительной силой общества всё еще является человеческая рабочая сила, т.е. рабы. В СССР же развитие средств производства достигло достаточно высокого уровня, чтобы средства труда отодвинули на второй план рабочую силу. Следовательно, никаких материальных предпосылок для рабовладельческих отношений быть не могло.

 

Во-вторых, право на владение рабами имеют только граждане государства, т.е. члены общества. Они передают своё привилегированное положение по наследству. Ничего подобного в СССР не было. Несмотря на то, что дети чиновников безусловно имели больше шансов пойти по стопам своих родителей, рабочий класс, тем не менее, имел такую же возможность подняться на верх бюрократической машины. И дело здесь, разумеется, не только в юридических отношениях, объявлявших рабочего и бюрократа гражданами СССР с равными правами. Для осуществления равных возможностей всех граждан СССР была создана реальная материальная основа, которая выражалась в виде развитой системы бесплатного высшего образования. Конечно, с увеличением бюрократических деформаций Советского государства, эта материальная основа всё больше и больше сокращалась. Но уничтожить её окончательно советская бюрократия в СССР не могла, поскольку для этого понадобились бы совсем другие отношения собственности, переход к рынку и коммерческая система образования.

 

Но вернемся к исходному вопросу. Итак, госкапиталисты утверждают, что государственная собственность является формой частной собственности. Так ли это? Да, это действительно так. И здесь нет никакого расхождения с марксизмом. Но смысл этого положения совсем другой, нежели его понимают госкапиталисты. Если в СССР средства производства находились в государственной собственности, то это отнюдь не значит, что они продолжали сохраняться в собственности некоторой части советского общества. Государственная собственность в СССР была общественной для всех членов советского общества, внутри СССР не существовало частных собственников на средства производства. НО! Вся государственная собственность Советского Союза выступала как частная собственность по отношению к обществам, где все еще сохранялась собственность части общества на средства производства. Именно в этом смысле и можно говорить о том, что государственная собственность является формой частной или, выражаясь словами Маркса, она является совместной частной собственностью граждан конкретного общества. Но чем больше стран встает на путь социалистической революции и превращает средства производства в государственную собственность, тем меньше собственность отдельного государства выступает как частная собственность по отношению к другим странам. Количество переходит в качество и ведет к появлению нового признака, в соответствии с законами диалектики.

 

Товарищи госкапиталисты могу возразить, что переход средств производства при капитализме в собственность государства не изменяет способа производства общества, оно остается капиталистическим. Это утверждение безусловно правильное. Но чтобы понять, где кончается капиталистический способ производства и начинается социалистический, нужно понять, как и для чего средства производства в капиталистическом обществе переходят в государственную собственность.

 

Прежде всего, огосударствлению подвергаются самые крупные средства сообщения: транспорт, почта и т.п. Уровень развития этих производительных сил настолько высок, что переход их в частные руки привел бы к немедленной монополизации и выколачиванию огромной прибыли, ставя под угрозу всю экономику общества. Поэтому класс буржуазии, превращая такие средства производства в государственную собственность, лишь спасает собственную шкуру от немедленной смерти. Давайте представим, что тарифы Газпрома на газ вдруг вышли бы из-под контроля государства. Все остальные отрасли хозяйства просто бы разорились, а Газпром выколачивал бы огромные прибыли. Социальный взрыв наступил бы немедленно и буржуазный строй был уничтожен.

 

Тем не менее, национализированные предприятия продолжают обслуживать интересы частных собственников средств производства. Государственная монополия почти всегда (за редкими исключениями) продает всему обществу продукцию по своей стоимости, не получая прибыли. Тем самым, уменьшаются издержки производства для капиталистов, поскольку затраты на переменный и постоянный капитал уменьшаются. Фактически, прибыль от государственных предприятий делится между остальными капиталистами. НО! Здесь есть очень важный момент. Реализовать эту прибыль капиталисты данной страны могут только на внешнем рынке, где условия производства аналогичного товара хуже, чем в данной стране. Для наглядности возьмем, опять же, пример с Газпромом. Газпром является крупной государственной монополией, которая продает газ в России практически по его стоимости. Прибыль Газпрома от реализации газа внутри России лишь в прошлом году выбралась из отрицательных показателей и нынче достигла нуля. Из-за дешевого газа внутри России частные владельцы нефтяных компаний оказываются в более выгодном положении на мировом рынке, поскольку стоимость такого важного условия производства нефти, каким является газ, в России стоит дешевле, чем в других странах.

 

Однако интересы какого капитала обслуживала государственная собственность в СССР? Каким частным предприятиям она продавала дешевые товары, для обеспечения этим капиталистам большей прибыли? Все частные предприятия в СССР составляли ничтожное меньшинство советской экономики, они работали в «теневых» условиях. Реализовать свою прибыль от советской продукции они не могли, потому что их размеры были слишком малы, чтобы торговать на мировом рынке и обойти государственную монополию на внешнюю торговлю.

Можно возразить, что государство якобы само извлекало прибыль, превратившись в совокупного капиталиста. Но каким образом один единственный капиталист может реализовать прибыль, если прибыль, по определению, может быть реализована только в конкуренции и только в обмене? Следовательно, чтобы получать прибыль, «государственный капитализм» в Советском Союзе должен был производить всю свою продукцию, чтобы реализовать её на мировом рынке. Однако ничего подобного на деле не было. Практически вся советская продукция реализовывалась внутри СССР и в дружественных странах. Торговля на мировом рынке составляла лишь 2-3% от всей производимой в СССР продукции.

 

Таким образом, можно выделить четкую грань между государственным капитализмом, служащим сохранению капитала, и социалистическим способом производства, основанном на общественной собственности на средства производства. Там, где ВСЕ средства производства переходят в собственность государства и устанавливается государственная монополия на внешнюю торговлю, там общество переходит порог государственного капитализма и встает на путь перехода к социализму.

 

Ф. Энгельс пишет в «Анти-Дюринге»:

 

«Заставляя все более и более превращать в государственную собственность крупные обобществленные средства производства, капиталистический способ производства сам указывает путь к совершению этого переворота. Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность»

 

Приверженцы теории госкапитализма в СССР любят проводить следующую схему: «Государство владеет средствами производства. Кто владеет государством, тот владеет средствами производства».

Если принять эту схему, то получается, что отношения собственности достаточно изменить одним лишь изменением политической надстройки. Однако из приведенной выше цитаты Энгельса совершенно понятно, что пролетариат берет власть, чтобы осуществить переход к новому способу производства, т.е. к новым отношениям собственности, а не ради самой власти. Сама политическая надстройка может изменить лишь характер общественного распределения, но если она не изменит способ производства соответствующим образом, то базис неизбежно придет в столкновение с несоответствующей ему надстройкой. Так было, например, в Парижской Коммуне, где пролетарские отношения распределения, вытекавшие из политического господства пролетариата, существовали на основе капиталистического способа производства.

 

2. Государство

 

Однако классовый характер государства определяется не тем, какой класс осуществляет в нем собственное политическое господство, а тем, какие отношения собственности, какой способ производства охраняет это государство. Государство может и не выражать политическое господство конкретного класса общества, когда политическое господство какого-либо конкретного класса ведет к угрозе существованию данного способа производства. В этом суть бонапартизма как типа политической надстройки. Приведем слова Энгельса, характеризующие этот тип политической надстройки:

 

«В виде исключения встречаются, однако, периоды, когда борющиеся классы достигают такого равновесия сил, что государственная власть на время получает известную самостоятельность по отношению к обоим классам, как кажущаяся посредница между ними. Такова абсолютная монархия XVII и XVIII веков, которая держит в равновесии дворянство и буржуазию друг против друга; таков бонапартизм Первой и особенно Второй империи во Франции, который натравливал пролетариат против буржуазии и буржуазию против пролетариата. Новейшее достижение в этой области, при котором властитель и подвластные выглядят одинаково комично, представляет собой новая Германская империя бисмарковской нации: здесь поддерживается равновесие между капиталистами и рабочими, противостоящими друг другу, и они подвергаются одинаковому надувательству в интересах оскудевшего прусского захолустного юнкерства.»

 

Если способ производства в условиях своего подъема существует при политическом господстве того класса, чьим интересам собственности он соответствует, то необходимости в таком типе политической надстройки нет. Но на стыке формаций, когда старый способ производства активно противостоит новому, бонапартизм является не исключением, а скорее правилом. И не только старый способ производства спасает себя от нового. Новым отношениям собственности также необходимо защитить себя всесильным государством, ярким примером чего является судьба буржуазной революции во Франции и, если забежать вперед, судьба Октябрьской социалистической революции.

 

Однако защитники теории госкапитализма в СССР признают рабочим государством лишь непосредственное политическое господство пролетариата в виде советской рабочей демократии. Следовательно, марксистское определение классового характера любого государства, как инструмента для сохранения определенного способа производства, у госкаповцев не применяется при характеристике пролетарского государства. На фоне таких утверждений вопиющим противоречием выглядят слова Ленина, которые являются откровенным признанием того факта, что непосредственная советская рабочая демократия в РСФСР не осуществляется, но государство при этом остается рабочим. Послушаем же самого Ленина:

 

«Мы понимаем под диктатурой пролетариата в сущности диктатуру его организованного и сознательного меньшинства…Поэтому мы вынуждены признать, что лишь сознательное меньшинство может руководить широкими рабочими массами и вести их за собой»

 

«Мы после двух с половиной лет Советской власти перед всем миром выступили и сказали в Коммунистическом Интернационале, что диктатура пролетариата невозможна иначе, как через коммунистическую партию»

 

«… государство у нас рабочее с бюрократическим извращением… Чего не хватает? … не хватает культурности тому слою коммунистов, который управляет… Я… сомневаюсь, чтобы можно было сказать, что коммунисты ведут эту (бюрократическую) груду. Если правду говорить, то не они ведут, а их ведут»

 

Помимо всего этого, в работе «Государство и Революция» Ленин пишет не только об осуществлении пролетарской диктатуры через её сознательное меньшинство, но и о возможности существования пролетарского государства в буржуазной форме. Процитируем Ленина:

 

«В первой своей фазе, на первой своей ступени коммунизм не может еще быть экономически вполне зрелым, вполне свободным от традиций или следов капитализма. Отсюда такое интересное явление, как сохранение «узкого горизонта буржуазного права» – при коммунизме в его первой фазе. Буржуазное право по отношению к распределению продуктов потребления предполагает, конечно, неизбежно и буржуазное государство, ибо право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права. Выходит, что не только при коммунизме остается в течение известного времени буржуазное право, но даже и буржуазное государство – без буржуазии!»

 

Из этих слов Ленина абсолютно очевидно вытекает вывод о возможном несоответствии социалистического способа производства буржуазным отношениям распределения. Это несоответствие не может сохраняться долго. Значит, либо социалистический способ производства должен проложить дорогу социалистическому распределению, либо буржуазное распределение проложит дорогу буржуазному способу производства, что, собственно, и произошло в конечном счете с Советским Союзом.

 

Здесь же Ленин указывает на возможность существования пролетарского государства в буржуазной форме. Такой буржуазной формой является, несомненно, бонапартистский тип политической надстройки.

 

Но даже если госкаповцам и этих аргументов мало, и они продолжают настаивать на том, что государство в СССР не было рабочим, поскольку не было рабочей советской демократии, то стоит пойти от противного. Предположим, что советское государство перестало носить пролетарский классовый характер. Но тогда пусть госкаповцы ответят на конкретные вопросы:

 

1)      В каком году рабочий класс потерял политическую власть в СССР?

2)      Каким событием знаменуется свержение рабочего класса в СССР?

3)      Какой класс сверг пролетариат в СССР?

 

Утверждать, что рабочий класс потерял собственную политическую власть не в конкретном событии, а в течение длительного периода, значит опровергать всю теорию классовой борьбы, основанную на том, что смена политической надстройки и экономического базиса всегда выражает интересы определенного класса, и может осуществляться только путем вооруженного насильственного столкновения, а не с помощью постепенных реформ советской политической системы, повлекших за собой свержение диктатуры пролетариата.

Здесь мы вплотную подходим к вопросу о том, какой же класс сверг пролетариев по мнению госкаповцев.

 

3. Бюрократия

 

Обычно при определении советской бюрократии в качестве господствующего в СССР класса госкаповцы указывают на сохранявшееся в СССР разделение труда. Получается, что если в СССР было разделение труда, то общество непременно должно быть капиталистическим. При этом ссылаются на слова Маркса из «Немецкой идеологии»:

 

«Разделение труда и частная собственность, это – тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом – по отношению к продукту деятельности»

 

Однако в ленинском государстве, которое госкаповцы все-таки признают рабочим, существовали профессиональные управленцы и продолжали съедать значительную часть прибавочного продукта. Но ленинское государство госкаповцы не признают буржуазным. Почему? Потому что ленинское рабочее государство якобы осуществляло постепенное преодоление буржуазного разделения труда. Но если это преодоление выражать только в уменьшении доходов бюрократии и в вовлечении рабочего класса в управление,  то ленинское государство, опять же, не подпадает под определение рабочего, так как при Ленине была принята восьмикратная вилка доходов и произошла отмена рабочих фабзавкомов.

 

Однако разделение труда в СССР не было буржуазным, несмотря на это, поскольку общественные функции капиталистов выполнялись уже не собственниками средств производства, а наемными служащими. Говоря иначе, общественному разделению труда уже не соответствовали отношения собственности на средства производства. Разделение труда, таким образом, носило уже переходный характер, а не буржуазный. Послушаем по этому поводу Энгельса:

 

«Если кризисы показали неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современными производительными силами, то переход крупных производительных предприятий и средств сообщения в руки акционерных компаний, трестов и государства доказывает ее ненужность. Наемные агенты исполняют теперь все общественные функции капиталистов.»

 

Несмотря на то, что бюрократия теперь выполняет все функции буржуазии, каждый бюрократ, тем не менее, остается наемным служащим, отстраненным от средств производства. Он становится собственником капитала лишь тогда, когда покупает акции, получая, тем самым, долю прибыли. В противоположность бюрократии при капитализме, советский бюрократ не мог купить никаких акций или облигаций, и, соответственно, передать их по наследству. Следовательно, общественное положение бюрократии в СССР, несмотря на все её доходы, было еще более шатким, чем при капитализме. Могут возразить, разумеется, что бюрократия получает часть прибавочного продукта и, тем самым, относится к эксплуататорскому классу. Однако прибавочный продукт в СССР не выражался в прибавочной стоимости, поскольку дальнейшее его превращение в конечные формы прибавочной стоимости, а именно – прибыль и процент, было невозможным. Критикуя теорию Дюринга о том, что все классовые общества можно назвать вообще капиталистическими, поскольку в них, так или иначе, присутствует прибавочный продукт, Энгельс пишет, что только при капитализме прибавочный продукт принимает форму прибавочной стоимости, которая, в свою очередь, превращается затем в свои основные формы: прибыль, процент и рента. Процитируем Энгельса:

 

«…известная сумма стоимости становится капиталом только благодаря тому, что она приносит прибыль или процент, т.е. присваивает себе прибавочный продукт неоплаченного труда в форме прибавочной стоимости, и именно опять-таки в этих двух её определенных разновидностях»

 

«В классической политической экономии капитал и прибыль или капитал и процент так же неотделимы, находятся между собой в таком же взаимоотношении, как причина и следствие, отец и сын, вчера и сегодня».

 

Существование же на определенном этапе социалистического способа производства профессиональных управленцев, т.е. бюрократии, никак не расходится с представлениями классиков. Маркс указывает в «Критике Готской программы», что из совокупного общественного продукта неизбежно будут вычитаться расходы на содержание и развитие средств производства, а также и на содержание управленцев:

 

«Остается другая часть совокупного продукта, предназначенная служить в качестве предметов потребления. Прежде чем дело дойдет до индивидуального дележа этой оставшейся части, из неё вновь вычитаются: во-первых, общие, не относящиеся непосредственно к производству издержки управления…»

 

От некоторых защитников теории госкапитализма можно услышать утверждения будто бы не вся бюрократия была собственником средств производства, а лишь её верхушка. При этом невозможно точно указать, где кончается эта верхушка и начинаются простые служащие. Но если мы пользуемся марксистским определением классов, описанным Лениным, то мы должны оценивать конкретную социальную группу не по её положению в государственной иерархии, а по её положению в общественном разделении труда и по отношению к средствам производства. Таким образом, если мы применяем ленинское определение классов, то совершенно очевидно, что никакого качественного отличия высшего бюрократа от низшего нет: оба выполняют одну и ту же общественную функцию и оба не имеет средств производства в собственности (в том числе, и акций). Высокопоставленный чиновник может отдать приказ снести фабрику или переместить станки в другое место, но ни продать их, ни передать их по наследству он не может.

 

Небольшой итог. Итак, бюрократия не является самостоятельным классом, поскольку не владеет средствами производствами. Следовательно, бюрократия не могла установить в СССР своё собственное классовое государство. Бюрократия не имеет собственных классовых интересов. Ей абсолютно безразличен способ производства общественного богатства. Её волнует лишь собственный оклад, который она стремится увеличить. Бюрократия будет защищать тот способ производства, который обеспечит ей наиболее выгодное паразитическое положение. Мы определили, что способ производства в СССР носил социалистический характер. Но бюрократия как кость в горле стоит на пути дальнейшего движения пролетариата к социализму, поскольку это дальнейшее движение означает отмирание государства и выполнение всех общественных функций бюрократии пролетариатом. Каким же образом бюрократия настолько возвысилась над обществом и как она обеспечила себе такие огромные доходы? Далее мы должны рассмотреть особый тип бонапартистского государства, который никогда до СССР не существовал в истории, а именно – бонапартизм на основе социалистического способа производства.

 

4. Пролетарский бонапартизм

 

Несмотря на то, что государство при бонапартистском типе надстройки как бы возвышается над классами и приобретает независимость, оно продолжает выступать в качестве сторожа интересов собственности определенного класса на средства производства. В этом своем смысле оно продолжает сохранять определенную классовую сущность. Абсолютная монархия продолжает сохранять классовую собственность феодалов, лавируя между феодалами и буржуазией; буржуазный бонапартизм лавирует между интересами парцельного крестьянства и пролетариата, сохраняя частную собственность на средства производства; фашистский режим лавирует между финансово-промышленным капиталом и восстающим против него пролетариатом, чтобы сохранять капитализм; и, наконец, пролетарский бонапартизм (сталинизм) лавирует между пролетариатом и мировой буржуазией, сохраняя, тем не менее, общественную собственность на средства производства.

 

Бонапартистский режим возникает не на пустом месте. Поскольку сам по себе он предлагает господствующему в обществе классу обречь себя на политическое ничтожество, то установление бонапартизма всегда предполагает в себе определенное насилие, выражающееся в терроре и государственных переворотах. Но господствующий класс соглашается на бонапартизм лишь тогда, когда его собственное политическое господство и, следовательно, полноценное для данного способа производства распределение прибавочного продукта оказывается невозможным и способно привести даже к гибели. Классическим примером такой ситуации является буржуазный бонапартизм, возникший после Великой французской буржуазной революции. На осуществившую собственное социальное господство французскую буржуазию обрушилась вся реакция феодальных стран. Санкюлоты, еще недавно стоявшие у власти, вернулись к своему эксплуатируемому положению. Все это грозило молодой французской буржуазии немедленной гибелью и изнутри собственной страны, и со стороны внешнего феодального окружения. Установление бонапартизма передавало всё управление обществом в руки всесильного государства, спасая, тем самым, буржуазный способ производства от свержения. Вот как Маркс описывает эту ситуацию:

 

«...буржуазия признает, что ее собственные интересы предписывают ей спастись от опасности собственного правления ; что для восстановления спокойствия в стране надо прежде всего успокоить ее буржуазный парламент; что для сохранения в целости ее социальной власти должна быть сломлена ее политическая власть; что отдельные буржуа могут продолжать эксплуатировать другие классы и невозмутимо наслаждаться благами собственности, семьи, религии и порядка лишь при условии, что буржуазия как класс, наряду с другими классами, будет осуждена на одинаковое с ними политическое ничтожество, что для спасения ее кошелька с нее должна быть сорвана корона, а защищающий ее меч должен вместе с тем, как дамоклов меч, повиснуть над ее собственной головой»

 

Аналогичная критическая ситуация назрела и для молодого пролетариата в СССР, вставшего на путь осуществления собственного социального господства. Попытка большевиков непосредственно перейти к социалистическому способу производства заканчивается для пролетариата тревожным сигналом – Кронштадским восстанием. За ним следует вынужденная уступка буржуазии в виде НЭПа. Буржуазный способ производства порождает класс частных собственников, у которых нет никакого желания мириться с властью пролетарского авангарда. Зарождается класс враждебный пролетариату и стремящийся свергнуть его. Несмотря на все попытки большевиков направить развитие советского капитализма в сторону государственного капитализма, класс частных собственников приобретает за 20-е годы угрожающую силу для рабочей власти Советской республики. Только уничтожив всех частных собственников и национализировав их собственность, пролетариат смог бы спастись от неминуемого социального свержения, от возврата к капитализму. Но немедленный переход к социалистическому способу производства, осуществленный при Сталине, спас пролетариат от социального свержения, но обрек на полное политическое ничтожество. Вся реакция мирового империализма немедленно обрушилась на Советский Союз, осуществивший переход к социалистическому производству. Чтобы спасти этот способ производства бюрократия лавировала между интересами советского пролетариата и интересами мировой буржуазии.

 

Другим важнейшим фактором возникновения бонапартизма являлась крайне низкая производительность труда. Рабочие, и в особенности крестьяне, производили продукцию, едва превышавшую расходы на воспроизводство их рабочей силы. Непосредственный переход к рабочей советской демократии привел бы к несомненному увеличению богатства трудящихся слоев. Но обратной стороной этого была бы невозможность осуществлять высокое развитие производительных сил, содержать сильнейшую военную машину, при том, что агрессия мирового империализма против СССР выросла бы еще сильнее, чем при бонапартизме. Чтобы направлять  общественный продукт на нужды сохранения социалистического способа производства нужно было вырвать политическую власть из рук самого пролетариата и посадить себе на шею «всесильного арбитра».

 

Поскольку бонапартизм возникает на основе равновесия классовых сил, бюрократия стремится и дальше сохранить это равновесие, то предавая пролетарские революции в одних странах, то оказывая экономическую помощь другим. Бонапартистское государство стремится оправдать себя и в глазах мировой буржуазии, и в глазах пролетариата. Оно выдумывает для пролетариата искусственных вездесущих врагов, чтобы оправдать свой террор. Бонапартизм предает пролетарские революции для сохранения мира с буржуазией. Каждая новая пролетарская революция в Европе и в мире воодушевляет советские массы и вынуждает бюрократию улучшать уровень жизни населения в СССР. Но социалистический способ производства, охраняемый бюрократией, перерастает саму бюрократию, делает её излишней, препятствующей дальнейшему движению к социализму. Бюрократия знает, что она не просто цепной пес в руках пролетариата. Она знает, что конечной целью пролетариата является усыпление собственного прожорливого пса. Она уже ищет поддержки у мировой буржуазии, чтобы свергнуть пролетариат окончательно, восстановив капитализм. Но не только мировая буржуазия является её спутником. Плановое хозяйство, управляемое незаинтересованными в конечных результатах производства работниками, дает трещины и создает почву для развития частного капитала внутри советской экономики. Бюрократия легализует частный капитал и свергает с его помощью рабочий класс.

 

5. Итог

 

Советское государство не было буржуазным. Оно было рабочим, поскольку охраняло общественную собственность на средства производства. Но это лишь классовая его сущность. Рабочий класс не имел в нем непосредственной политической власти, потому что отсутствовала советская рабочая демократия, а у власти стояла не партия авангарда рабочего класса, а сборище карьеристов.

 

Рабочее государство имело бонапартистский характер. Как и любой бонапартистский режим, это государство возникло из стремления определенного класса спастись от своего немедленного поражения, которое заключалось бы в смене одной формы собственности на другую. Таким классом в СССР был пролетариат. Совершив вынужденный откат в пользу капитализма (НЭП), пролетариат оказался на грани свержения: развился и окреп класс частных собственников, которого все меньше и меньше стало удовлетворять господство рабочего класса в политике, стеснявшее дальнейшее развитие частной собственности на средства производства. Чтобы спастись от немедленной угрозы свержения рабочего государства новой буржуазией, пролетариат отказался от своего собственного политического господства, чтобы сохранить свое социальное господство, государственную собственность на средства производства.

 

Может показаться, что если пролетарский бонапартизм уничтожил класс частных собственников, то в СССР не может быть государственной власти вообще, поскольку исчезли классовые антагонизмы. Но так может подумать только тот, кто не понимает, что социалистическая революция в одной стране является лишь звеном в цепи мировой, как и сама капиталистическая экономика стран, идущих к революции, является лишь слабейшим звеном в цепи мирового капиталистического производства. Социалистическая революция начинается в одной стране, но она в ней никогда не заканчивается, вплоть до полной победы мирового социализма. Советский Союз до последних дней своего существования находился в революционном, переходном состоянии, полном противоречивых тенденций в самом экономическом базисе. Однако, направление этого перехода, после потери пролетариатом власти, изменилось. Уничтожая частную собственность в отдельно взятой стране, пролетариат остается еще слабым в мировом масштабе, но давление со стороны мировой буржуазии становится еще сильнее, поскольку она мечтает задушить гидру пролетарской революции. Пролетарский бонапартизм лавирует между классовыми интересами недостаточно сильного пролетариата и интересами все еще сильной мировой буржуазии. Но классовая природа государства остается пролетарской, поскольку государство вынуждено защищать государственную собственность.

 

Так как в СССР отсутствовала рабочая советская демократия, то ни о каком дальнейшем переходе к социализму речи быть не может. В результате социалистической революции в СССР было уничтожено буржуазное разделение труда, характеризующееся частной собственностью на средства производства (включая акционерную собственность). Но само общественное разделение труда на умственный и физический, управленческий и производительный сохранилось. С установлением бонапартистского режима прекратилось дальнейшее движение к преодолению разделения труда. Участие рабочего класса в управлении уничтожилось засилием бюрократии. Пролетарский бонапартизм пытался ослабить все мировое рабочее движение, тут и там предавая пролетарские революции, обманывая пролетариат, чтобы не потрять доверия к себе со стороны мировой буржуазии, и чтобы не исчерпать в глазах собственного пролетариата такой убогой формы политической надстройки.

 

Управление средствами производства находилось в руках привилегированных наемных агентов, выполнявших общественную функцию капиталистов. Этот слой получал заработную плату и часть прибавочной стоимости, следовательно, являлся паразитическим, поскольку присваивал часть неоплаченного труда рабочего. Однако этот слой не был собственником средств производства, следовательно, не являлся классом, поскольку его доходы формировались некапиталистическим путем, несмотря на то, что он выполнял функции капиталиста. Следовательно, общественное разделение труда хоть и сохранялось, но уже носило не буржуазный, а переходный характер, причем, сталинский Термидор изменил лишь направление этого перехода в сторону буржуазного разделение труда, но еще не совершил его. Получение каким-либо бюрократом оклада определенного размера не зависело от конечного результата производства, а определялось иерархически по прихоти вышестоящих инстанций. Положение советской бюрократии было еще более слабым, чем в странах частного капитализма, поскольку управленцы в СССР не могли покупать акций и поэтому участвовать непосредственно в получении прибыли и процента, а не просто фиксированного оклада. В свою очередь совокупные доходы бюрократии, т.е. расходы пролетариата на содержание своего государства, определялись соотношением сил на мировой арене между рабочим классом и буржуазией. Чем более изолированнее становился СССР и чем более сильнее становилась мировая буржуазия, тем больше пролетариату приходилось склоняться перед "всесильным арбитром", который все больше и больше становился независимым от того класса, чьи интересы собственности он представляет.

 

Противоречия между всесторонним общественным разделением труда в советском обществе и сохранявшимися общественными отношениями собственности на средства производства; между социалистическим способом производства и буржуазным характером распределения; между планомерным хозяйством и бюрократическим произволом в экономике в итоге вылились в то, что бюрократия создав для себя надежных союзников внутри страны и заручившись поддержкой мировой буржуазии, свергла рабочий класс и восстановила капиталистические производственные отношения. По своем культурному и материальному уровню Россия была отброшена на много лет назад, уничтожив значительную часть средств производства, созданных советской экономикой.